Уже неделю втроем, вдвоем и по одному читаем взятый в районной библиотеке сборник Юрия Коваля «Сколько хочешь крокодилов». Несложные, казалось бы, стихи и лаконичные иллюстрации вызывают у обоих детей (семи и двух с половиной лет) множество вопросов. Зачем велосипедисту кукушки и соловьи (стихотворение «Велосипедист»)? Почему у Семена на картинке один сапог («Сказка о летучих мышах»)? Почему грустит рыжий кот? Почему крапива горячая («Станция «Лось»)? Почему домики пляшут («Рисунок»)? И что значит «сколько хочешь крокодилов»?
Предлагая детям почитать сборник стихов, чувствуешь себя экспериментатором. В детской прозе есть последовательность событий. Сказочный клубок разматывается эпизод за эпизодом. Каждая новая книга (особенно ‒ длинная) на некоторое время организует наш мир по своему образцу. Мы используем книжные сюжеты как каркас для самых простых бытовых ситуаций и переживаем каждый утренний подъем в школу и детский сад как новое приключение. Читательский маршрут по книге стихов менее предсказуем. Мы кружимся вокруг одних страниц, избегаем других, на третьих топчемся и застреваем. Проживаем одновременно десяток-другой историй, которые прорастают в нашу жизнь не только сюжетами, но и словами, ритмом, мелодией.
Через несколько дней пристального чтения у младшего сына появляются любимые стихи ‒ про велосипедиста и про художника под летним дождем:
С бороды течет вода.
Он промок – но не беда!
Он рисует летний дождик!
Молодец!
Вот это да!
Гадаю: стихи нравятся, потому что их герои – деятельные? Бородатые и усатые? Или потому что художник в стихотворении – молодец? Я-то, по заветам новейших педагогических учений, с этим словом воюю. А поэт его совершенно не стесняется.
Художник-молодец в сборнике Коваля не одинок. В сборнике есть стихотворение об охотнике за ершом, который караулит у пруда с карандашом (почему с карандашом? – снова недоумевают дети). И о том, кто борется с бумагой, мнет ее и крутит, преодолевая сопротивление. И еще об одном, который с долей зависти рассматривает детские рисунки. И вот уже сын, вычислив, что есть общего между этими персонажами, требует прочесть не только стихотворение про художника, но и про другого, и про третьего.
Коваль – писатель рисующий, но дети этого еще не знают, хотя с дочкой мы и ходили на давнюю выставку в Политехническом музее и вместе удивлялись резным рыбам и деревянной фигуре с движущимися ушами. Поэтому так много пишет Коваль не только о том, как пишется или не пишется («Пальто», «Сказка о летучих мышах»), но и о том, как рисуется и не рисуется («Детские рисунки», «За ершом», «Рисунок»).
От себя радуюсь украшающим издание «Самоката» гравюрам Татьяны Кузнецовой. Необыкновенно идущие именно стихотворному тексту, они показывают ровно столько, чтобы можно было додумать остальное. Иллюстрации в рыже-зеленой книжке условные, как тени, неуклюже приплясывающие в теневом театре, и чем-то отдаленно напоминают резные работы самого Коваля. Сына больше всего радуют страницы, словно целиком залитые морской зеленью (я это обнаружила, проанализировав список требуемых перед сном стихотворений). Среди них любимейшая – «Веселое катание», с оседлавшими пузатых рыб довольными людьми: Поликарпом на карпе, Семеном и Петром на осетрах и мальчиком Филькой на кильке (реплика от семилетней дочери: а правда ли бывает такая рыба – килька?).
Пока я пишу, дочь неслышно вбегает в комнату и тащит книгу из-под моего локтя. За ее самостоятельным чтением следить все сложнее. Ее любимое стихотворение ‒ «Река», которое она, не разгадав в первый раз заключенной в нем загадки, просит прочесть вслух снова и снова:
Смотрите!
Река у меня на окне.
Там синие рыбы
Плывут в глубине.
Там красные рыбы,
Раскинув хвосты,
Мохнатой травы
Раздвигают
Кусты
И смотрят,
Как, словно по нитке,
Ползут
По травинке
Улитки,
Шажок за шажком
Продвигаясь вперед…
Но речка моя
Никуда не течет.
Она бы плескалась,
Она бы текла,
Но держат ее
Берега из стекла.
Никак не может понять – гадает.
Справиться с загадкой помогает картинка. Рисую на листке рыбок, водоросли, улитку. Добавляю песок. Она наблюдает. Парой линий заключаю получившийся водоем в прозрачную коробку ‒ и радуюсь изумлению и узнаванию на ее лице.
В сборнике есть еще одно большое стихотворение-загадка – «Сундук»:
Висел замок,
Никто не мог
Открыть замок ключом.
На сундуке
Висел замок Железным калачом.
А в сундуке
С ключом в руке
Иван Петров сидел,
И много лет
На белый свет
Он в щелочку глядел.
То в щелочку,
То в дырочку
То в щелочку,
То в дырочку,
То в странное отверстьице
Для маленьких жучков.
«Сундук» приходится читать и обоим, и по очереди множество раз, распевать его слова по дороге в школу и в тележке супермаркета, играть в медведя, журавля, Ивана Петрова и каждого маленького жучка, превращать в сундук капюшон куртки, карусели, коляску и, наконец, одеяло. С дочерью смотрим еще и одноименный советский мультфильм по сценарию Коваля, в котором жутковато и весело соединены документальные съемки, пластилиновая и рисованная анимация с разудалой скрипочкой и огромным количеством ползучих существ.
Коваль ‒ автор, который, сквозь абсурдное и смешное, часто пишет о трогательном и щемящем. Кажется, что во всех его книгах, даже в прозрачном и ясном вроде бы «Чистом доре», чуть-чуть подрагивает языковая ткань, как раз настолько, чтобы ребенок ощутил самое ее присутствие. В романе-пергаменте «Суер-Выер» эта ткань мнется, рвется, растягивается и накрывает читателя с головой. Детям же достаточно заключенного в стихах смутного ощущения: приключения случаются не только в далеких странах и выдуманных королевствах, но и в самих стихах, между строк, и особенно ‒ с тем, кто эти строки пишет.
В сборнике про крокодилов смеха больше, чем лирики. И все-таки строгий велосипедист едет спокойно и с достоинством только для того, чтобы не вспугнуть кукушек и соловьев, которые расселись у него на голове и башмаках. А по дороге под одиноким солнцем один за другим идут одинокие человек, щенок и собака, которым стоит только оглянуться, чтобы помочь друг другу справиться с одиночеством.
Заканчивается сборник «Сколько хочешь крокодилов» стихотворением «На яхте», которое дети пока будто бы не замечают. Этой тропинкой составители сборника уводят нас к другому, «взрослому» Ковалю, с которым, я надеюсь, мы – втроем, вдвоем и по одному – встретимся уже через несколько лет.
И мне бы хотелось на яхте
В открытое море уйти,
Послушать, о чем кричат чайки,
Дельфина увидеть в волнах.
А вечером после заката
На берег вернуться, домой.
Но пусть меня кто-нибудь встретит,
Но пусть меня кто-нибудь ждет.
Софья Сапожникова
___________________________
О выставке, проходившей в Государственном биологическом музее им. К. Тимирязева, посвященной Юрию Ковалю можно прочитать в статье «Где текут "Ковалины реки"...»