Вокруг мерно жужжат машины. Я греюсь на тёплом весеннем солнышке и лениво перелистываю страницы своей электронной книги. В наушниках, подключённых к смартфону, звучит спокойная музыка. Я с упоением вчитываюсь в каждую строчку. С каждой перевёрнутой страницей воздух становится чище, а шуршание автомобилей всё больше походит на фырканье лошадей в загоне. Ридер в моих руках тихо шуршит бумажными страницами. За спиной кудахчут курицы. Мирно жуёт траву овца Белоснежка. Я поднимаюсь на ноги и удивлённо оглядываюсь. Новая лаборатория на моих глазах преображается в старый сарай, где когда-то жили рабы. Вместо большого супермаркета из-за угла деревянного дома показывается маленький бревенчатый магазинчик. Я медленно двигаюсь по удивительному городку. Очередной поворот – и передо мной появляется огромная хлопкоочистительная машина, похожая на большой муравейник. Вокруг снуют люди, крутятся кожаные ремни, идёт непрерывная работа. Оторвавшись от завораживающей, мерно шумящей машины, я отправляюсь дальше. Пройдя по оленьей тропе, я выхожу к реке. В тёплой воде плещется забавная выдра, по берегу прыгают лягушки. Из ближайших кустов доносятся душераздирающие крики птенцов голубой сойки. Среди деревьев временами показываются бурые спинки койпсов. В дренажной канаве плещется сэр Исаак Ньютон… «Я выпустила на волю моего тритона – хотя он вовсе не мой, я просто брала его на время у Матери-Природы. Я научилась от него всему, чему могла. Тритон заслужил право вернуться в родную дренажную канаву и прожить остаток своей жизни в мире и покое». Отныне он свободен. А что значит быть свободным?

Быть свободным – это иметь выбор. Именно о такой возможности мечтает Кэлпурния. «Я бы на сто долларов накупила кучу страшно интересных вещей. Можно купить хорошую лошадь и в любой момент, когда захочешь, уехать куда подальше. Своего рода свобода. Если ты типичная девчонка, можно накупить десяток платьев для балов дебютанток. А можно ‒ кучу постельного белья для приданого. Тоже своего рода свобода. А если ты другого сорта девчонка? Можно обзавестись хорошим микроскопом и накупить побольше блокнотов для научных записей. И это свобода. А можно купить – вдруг пришло мне в голову – совсем другого рода вещи. Можно купить… образование. От такого смелого предположения у меня просто перехватило горло». Кэлпурния достойна учёбы в колледже более, чем ее братья. Увы, в начале двадцатого века ещё нет равноправия между женщинами и мужчинами.

Свобода – это возможность понимать мир по-своему и не отказывать в этом праве окружающим. Именно поэтому Кэлли сомневается, когда из-за увиденной ею мистической чайки дедушка всполошил крупнейшие города Техаса, она боится, что ошиблась, и знает, что ответственность за оплошность будет лежать на ней. Поэтому она позволяет своей кузине Агги уйти, даёт ей возможность быть с любимым человеком. Чего стоит ругань родителей по сравнению со счастьем других людей. Кэлпурния дарит кузине свободу, которой самой Кэлли так не хватает.

«Я мечтаю пойти по стопам дедушки и стать ученым. У мамы, увы, другие планы – обучить меня искусству ведения домашнего хозяйства, а в восемнадцать вывести в свет».

«Когда Виола позвала ужинать, я уже почти довязала одну малюсенькую перчаточку и с гордостью предъявила ее маме. Она поглядела на меня в ужасе. Агги зашлась от хохота – она издавала странные звуки, похожие на злобные крики чаек. Что такого с моей перчаткой? Посчитала пальцы — один, два, три, четыре, пять. И шесть».

Я сижу на диване, в обнимку с мотком ниток. Остроконечные серебристые металлические орудия пыток валяются на ковре. Идёт двадцать первый век. Я вяжу перчатки. Нет, родители не воспитывают во мне настоящую леди с хорошими манерами и умением вязать кружева. Сию обязанность взяла на себя школа. В школе бесполезно толкать речи о никчемности вязания шерстяной одежды. Как бы ты не сопротивлялась, тебя всё равно научат шить, вязать и готовить. Я завершаю первую свою перчатку. Наконец-то. Да, четыре часа работы прошли не зря. На моих спицах появилось творение сюрреалистического искусства. Непонятно откуда взявшаяся нитка, свисающая из загадочных глубин изделия, три пальца, растущие из одного корня, и ещё четыре, скромно выглядывающие с противоположной стороны. Красота. Конечно, мои узкие трубочки разной длины и ширины, оканчивающиеся живописными дырками, назвать пальцами перчатки сложно, но в вязании главное ‒ не вид получившегося изделия, а факт его существования. На вторую перчатку у меня сил не хватило, поэтому я связала варежку. А точнее, первые два пальца от второй перчатки, один из которых получился неимоверно широким. Заканчивать изделие я не умею, поэтому я просто завязала под каждым творением огромный узелок, чтобы не расплелись. Засунув недоперчатку и недоварежку в пакетик, я отправилась сдавать готовые изделия. Со школьной программой не поспоришь. И это хвалёная свобода 21 века?

Александра Дворецкая