В новогодний праздник или в день Рождества любой ребенок по определению «хороший». С точки зрения христианства, в данный момент времени он как бы представительствует среди взрослых от лица Святого Младенца. Об этом можно не знать и не думать, но, мне кажется, в современном мире люди именно по этой причине любят Рождество (а в советской традиции – Новый год): в центре праздника оказался Ребенок, его появление на радость матери с отцом и всех окружающих. Именно поэтому за Рождеством и Новым годом закрепился статус «детского праздника», в который и взрослым предписано быть «как дети».

А в современном мире это еще и своеобразный праздник приятия ребенка его родителями и другими взрослыми, что символически подтверждается подарком. От празднования дня рождения ребенка Новый год и Рождество отличаются тем, что это праздник всех детей и для всех детей. Все дети в этот момент времени должны быть любимы. И всем детям дарят подарки.

То есть подарок под Новый год – это закон. А если кто-то маленький вдруг подарка не получает, это нарушение закона. Мотив «ребенка, оставшегося в этот общий праздник без подарка», давно разрабатывается детской литературой.

Издательство «Карьера Пресс» познакомило российских читателей с новой для нас разработкой классического мотива, переведя и издав книгу Мари Колмон «Мишка» с иллюстрациями Федора Рожанковского (впервые эта книга увидела свет в 1941 году).

Притом что мотив «классический» и текст адресован маленьким детям, сказка эта очень необычная, с неожиданными сюжетными поворотами.

Начинается она как взрослый рассказ – без всяких определений места и времени, без всякой присказки и подготовки читателя к восприятию происходящего: «Мишка шел по снегу, топая лапами. Он ушел из дома на рассвете…»

Дальше автор рассказывает, что Мишка – игрушечный, плюшевый. И он покинул хозяйку. Его хозяйка, маленькая девочка Лиза, «высокомерная», «угрюмая», «грубая». Она не умеет играть ‒ ее игры заканчиваются буйством с раскидыванием игрушек. Она не жалеет игрушки, отрывает им хвосты и лапы. Просто какая-то жестокая рабовладелица.

И Мишка принимает решение перестать быть ее игрушкой: «Я медведь, в конце концов! Хочу гулять сам по себе и делать что нравится! Хватит потакать капризам маленькой злой девчонки!» Пока Лиза спала, он сбегает через слуховое окошко и оказывается в заснеженном лесу. Его, что называется, опьяняет свобода. Несмотря на свою «игрушечность», он очень быстро научается себя защищать. Он позволяет себе открыто выражать свои эмоции, в том числе недовольство чем-то. Все, что с ним происходит, только убеждает его в правильности принятого решения. И вдруг, проснувшись в сумерках после дневного сна, Мишка случайно слышит разговор двух диких гусей и узнает, что сегодня – канун Рождества: «Сегодня вечером каждый должен сделать что-нибудь хорошее: помочь себе подобному, спасти несчастного, восстановить справедливость…»

А Мишка и не знал! Но он тут же отправляется на поиски «доброго дела». В пустынном лесу он неожиданно встречает Белого оленя. На олене нарядная сбруя, и он везет на санках мешок с подарками для детей. Олень берет Мишку в помощники, и Мишка забавляется от души, спуская в дымоходы разных домов подарки. И все больше и больше радуется свободе, вместе с которой для него открылись такие неожиданные возможности. Вот только одно его смутно тревожит: можно ли считать его помощь оленю добрым рождественским делом?

И вдруг у последнего домика, покосившейся избушки на краю леса, Мишка вдруг обнаруживает, что подарки закончились. А в избушке живет маленький больной мальчик. (У читателя не должно возникать вопросов, откуда Белый олень и Мишка об этом знают.) Олень ничего не говорит – просто качает головой и смотрит грустными глазами. В ответ Мишка грустно вздыхает, оглядывается на лес, где «ему было так весело гулять в одиночку», – и «топает делать доброе дело на Рождество». Правда, как уточняет автор, – «ссутулившись и высоко поднимая лапы». Он не раздумывает, не медлит, не спорит сам с собой. Жертва вдруг оказывается само собой разумеющимся делом. Почти прозаическим. А как иначе?

Мишка «зашел в избушку, сел перед печкой и стал ждать утра».

Это последние слова сказки.

Ком в горле.

Но сказка заканчивается не словами. Она заканчивается иллюстрацией Федора Рожанковского на целый разворот: бедная комната с грубыми балками на потолке, потухший очаг, пустые полки, железная кружка на подоконнике. И перед очагом сидит в ботинке Мишка. До этого в лесу он был такой… оживший. И даже какой-то слегка «одичавший»: его пугается птичка, при виде него зайцы дают стрекоча. А теперь, в ботинке, он снова такой игрушечный, маленький, застывший. Но это не просто «умаление». Оно связано с напряженным ожиданием. Мишка на картинке весь устремлен к спящему мальчику. Почему-то, глядя на картинку, кажется, что Мишка на этот раз не просто пришел быть игрушкой. Не ради этого он пожертвовал своей свободой. Он пришел сюда любить мальчика. И может быть, мальчик тоже будет его любить?..

Так, мне кажется, рассказывает художник, оставляя в сказке открытый конец.

В книге есть еще одна небольшая черно-белая картинка, картинка-послесловие: маленький Мишка в ботинке. От этого Мишки исходит ощущение мягкости, плюшевости, тепла. Его так и хочется поскорее обнять.

Этот Мишка – тоже своеобразный ребенок. Такой настоящий рождественский малыш.

Марина Аромштам