Истории про Петсона и Финдуса мы называем именно историями, а не сказками. Там так много точно описанных и узнаваемых, типичных «бытовых ситуаций», так много о взаимоотношениях взрослого и ребенка, что волшебное воспринимается не то чтобы как фон, но как нечто само собой разумеющееся. Как неотъемлемая часть жизни. Я думаю, это одна из важнейших особенностей книг Свена Нурдквиста – органичность волшебного. Вот есть кот, который как ведет себя как ребенок, и чувствует себя как ребенок, и умеет разговаривать как ребенок. Замечательный такой котенок. Не любить его невозможно. Даже мысли не возникает, что он «из другой реальности». И нам не требуется никаких оправданий вроде того, что это все Петсон придумал по поводу своего котенка. Иначе почему только он один знает, что Финдус – говорящий? И вовсе не он один. Вот и мы все, солидные взрослые люди, и читатели помоложе, знаем и понимаем, что говорит Финдус.

Существуют крысы, куры и мюклы, – ну и замечательно. Мюклы в одном ряду с курами не вызывают никаких вопросов. Мы, собственно, и не делаем никаких различий между курами и мюклами. И нет у нас никакой необходимости считать истории про Петсона и Финдуса сказками, потому что это означало бы, что там есть что-то «неправдоподобное». А оно все правдоподобное. Все узнаваемое.

Но все-таки история про механического Деда Мороза выделяется из всех остальных историй, потому что она длиннее, сложнее и в буквальном смысле про чудо.

Про то, что вот – Рождество (или все же лучше – Новый год), и Финдус очень ждет Деда Мороза. Настоящего Деда Мороза. Он уверен, что Дед Мороз существует – как часто уверены маленькие дети. И под праздник этот Дед Мороз непременно должен прийти к нему, Финдусу, в гости. Праздник не будет праздником, если Дед Мороз не придет. Конечно же, Дед Мороз – это нечто чудесное. Ну так и весь смысл в том, чтобы увидеть чудо своими глазами – не просто узнать, что Дед Мороз приходил и принес подарок, а непосредственно с ним соприкоснуться. Как ни смешно это может звучать, но об этом все время твердят психологи: детям нужен физический контакт с близкими взрослыми. Детям нужно постоянное подтверждение существования взрослых – не просто существования, а существования, «адресованного» детям, существования ради любви к детям. А Нурдквист нам рассказывает, что ребенок (Финдус) нуждается еще и в телесном контакте с чудом. Казалось бы, чудесное для него и так составляет часть жизни. Финдус, в отличие от взрослых, даже в отличие от Петсона, знает о существовании мюкл. Он прекрасно понимает кур. Он может утешиться колыбельной, которую поет ему крыса. Но это все «будничные» чудеса. А должны быть еще и особенные, связанные с праздником. Праздник для ребенка – это такой важный событийный узелок на линии жизни, то, что впускает в нее новый смысл.

И Петсон это прекрасно чувствует. Петсон очень хочет, чтобы желание Финдуса – «Чтобы пришел Дед Мороз» – исполнилось. Однако у него гораздо меньше возможностей «достучаться» до чудесного, чем у того же Финдуса. Он пытается «решить задачу» техническим способом. И так вкладывается в ее решение (или, по-другому, его так увлекает творческий процесс – а для Петсона именно это является способом войти в соприкосновении с чудом), что обижает Финдуса, обделяя его вниманием. Петсон переживает настоящие муки творчества – с головными болями, ночными кошмарами и поиском каких-то несуществующих предметов и деталей для своей механической куклы, призванной изображать «настоящего» Деда Мороза. Дед Мороз ему нужен для Финдуса. Но кукла – точнее, увлекательный процесс ее изготовления – становится барьером между Петсоном и Финдусом.

Такое понятное и почти непреодолимое противоречие, возникающее между взрослым и ребенком. Результат их взаимной любви, которая всегда несет на себе тень трагичности. Но, как выясняется, это единственный способ соприкоснуться с чудом.

В канун Рождества для Петсона как будто открывается маленькое окошко, через которое он видит то, что обычно доступно только Финдусу. Какие-то необычные, «неопознанные» персонажи появляются в его жизни – и способствуют его сложному делу. Какие-то странные предметы вдруг находятся для того, чтобы Петсон все же смог сделать свою куклу. И у Петсона, оказывается, есть ресурс «вступить в контакт». Он удивляется – но совсем немного, потому что главное для него – желание Финдуса, которое Петсон считает «законным».

И вот кукла готова. Осталось только в нужный момент привести ее в движение – так, чтобы механизм сработал и чтобы Финдус поверил. А что если он обнаружит, что Дед Мороз не настоящий?

Насколько все-таки возможности Петсона ограничены! Насколько они человеческие, эти возможности – несмотря на всё пережитое Петсоном творческое напряжение!

Но проходит все именно так, как… желал Финдус. Петсон запускает машину – ему кажется, что он запускает машину, которая двигает куклу Деда Мороза; дверь открывается, как и было задумано, и входит… Входит Дед Мороз. Он очень похож на того, которого мастерил Петсон в своей мастерской, – но именно похож. И он произносит те слова, которым «учил» его Петсон – но это не совсем те слова. Он дарит Финдусу подарки – почти такие же, как приготовил Петсон, но именно «почти».

И Петсон понимает, что Дед Мороз, который приходил к ним в дом, был НАСТОЯЩИМ. Или почти понимает. Потому что Петсон все-таки взрослый… Но даже взрослый бывает вынужден признать, «что иногда случается необъяснимое. И порадоваться, что он как-то причастен к чуду».

Главное, чему радуется Петсон, – даже не само чудо. Он радуется, что ему не пришлось обманывать Финдуса. И ведь действительно: что для взрослого может быть сложнее дилеммы «обмануть и исполнить желание» или «не обманывать и оставить желание неисполненным»?

В этом месте, в самом конце, повествование вдруг снова всплывает на уровень той самой узнаваемой и типичной «бытовой» ситуации. Рождественский (новогодний) вечер закончился. И читатель вместе с Петсоном возвращается в реальность. С Петсоном, но не с Финдусом. Финдус – такое замечательное существо, которое может пребывать одновременно в двух мирах.

Марина Аромштам